Говорят, что соль – это вредно. Белая смерть, все такое. Я спорить не возьмусь, не чувствую себя вполне компетентным. И вообще, я без этой соли век бы жил, если был бы уверен, что это так уж вредно. Но я не уверен. Тем более, что без соли – невкусно.

Клавдия мне говорит:

— Ты бы за солью сходил, лапуля. В магазин, а?.. Заодно, к чаю что-нибудь купишь…

Ну, мне, конечно, идти никуда не хотелось. Но, во-первых, я – репетитор, стало быть работаю дома. А Клавдия, пусть она на работу к двум часам ходит, и, вот как сегодня, например, к шести уже возвращается, наверное, устала. И потом она – женщина. Кстати, красивая. Ее нужно беречь. Вроде бы нужно. Да и магазин в двух шагах от дома. Хотя, повторяю, идти не хотелось. Как чувствовал.

Значит, Клавдия мне и говорит:

— Соли купи… только на свои, ладно?..

А я весь день учил, денег – полный карман.

— Ладно, — говорю. — На соль — хватит.

И чего-нибудь к чаю, думаю. Так я на это дело и подвязался. Хотя ничего, как говорится, не предвещало. Просто вдруг пришел Федор.

Вообще-то, мог бы и позвонить. Но Федор, разумеется, не такой человек. Он любит делать сюрпризы. А еще он любит приходить, когда я собираюсь куда-нибудь. Уже дверь открываю.

— О, — говорит. – Ты куда опять собрался?

«Опять» – чувствуете?

— За солью, — говорю, — надо сходить.

— Ну пойдем, — говорит, — сходим. Если что – донести, там, помогу.

Так и сказал – «донести помогу». Будто я этой соли пуда два, скажем, собираюсь купить.

 

В общем, мне Федор нравится. Он человек хороший. Просто я, хоть и дома, но работал целый день. А по лицу Федора сразу видно, что он сегодня не работал. И вчера. И завтра не пойдет. Такое вот у него лицо. Крупнее, чем обычно.

Но я Федору ничего не сказал. Он ведь знает, что я тоже такой. Иногда.

Из подъезда вышли, идем в магазин. Вдруг Федор спрашивает:

— Тебе Довлатов нравится?

— Нравится, — честно говорю. – Хотя я не все читал, конечно. Но что читал – очень нравится.

Федор вздохнул.

— Мне тут дали почитать. Классный дядька.

Магазин, как я уже говорил, у нас рядом. Заходим как люди – мимо буфета, прямо в отдел. Стали смотреть. Теперь в магазинах всего много – попробуй эту соль отыщи. Смотрю, Федор круг нарезал, остановился. Сами понимаете где. Смотрит. Я подошел, тоже смотрю. На Федора.

— Колбасит? – спрашиваю.

— Колбасит, — отвечает.

Федор сам не попросит, я знаю. Может быть, из-за этого он мне и симпатичен. Я бы, наверное, попросил. Хотя – неизвестно. Просить всегда стыдно. Даже у друга. Просто друг всегда сам предложит.

— Пива, — спрашиваю, — взять?

— Возьми, — говорит, — какого-нибудь подешевле.

— Вон, бутылку «жигулей» – нормально?..

— В самый раз, — говорит.

Иду в кассу. Человека три стоит. Федор сзади догоняет.

— А сам ты – как? Возьми уж и себе, что ли… По бутылочке выпьем. Клава – как? Ничего?..

Федор научен горьким опытом первого брака и всегда спрашивает – как Клава.

— А что – Клава? – говорю. – Клавдия у меня все понимает.

Опять иду в кассу. Федор опять догоняет.

— Слушай, а может – баллон? В смысле – полторалитруху?.. Почти что так же по деньгам и выйдет. Чуть дороже, чем две бутылки…

— Тогда, — говорю, — давай дома и выпьем. Чего из баллона на улице пить, правильно?

— А Клава – ничего?

— А что, — говорю, — Клава? Мы ее угостим, она – всегда с удовольствием, ты же знаешь. Можно даже два баллона взять. Посидим, пивка попьем. Ты – как?..

Смотрю – Федор вдруг задумался. Что-то напряженно считает. Математик. Лобачевский.

— Ты – чего? – говорю.

— Да ничего, — говорит. Но как-то неуверенно. Потом вдруг спрашивает:

— А может, чекушку?.. Дешевле, чем два баллона получится. Только Клава не была бы против…

— Клава, — отвечаю, — водки не пьет, она женщина. Но ей, конечно, можно пива взять.

— Во! – говорит. – Правильно!..

Иду к кассе, про себя думаю: «Что нам эти двести пятьдесят?.. Как слону дробина…» Смотрю – Федор опять сзади, но молчит. Стесняется.

— Да успокойся, — говорю. – Пол литра возьму. А Клавдии – шампанского, она любит.

Федор, конечно, повеселел. Шутить начал.

— А ведь все, — говорит, — с двух бутылок пива началось!..

— С одной, — говорю.

— Точно. С одной. А кончилось как всегда…

Потом добавил:

— Пошли дурака за бутылкой – он, дурак, одну и купит…

— Сколько не покупай, — отвечаю, — все равно два раза бегать…

— Это уж точно, — говорит Федор. – Это уж точно…

Тут очередь подошла.

— Дайте, — говорю, — две бутылки «Столичной», два баллона «Жигулевского», бутылку шампанского и соли.

Продавщица все подсчитала и говорит:

— Соли нет.

 

Часа через два мы с Федором были уже ничего. Как говорится — хорошие. Но в меру. А Клавдия – ни в одном глазу, только щеки порозовели. Сидим хорошо, нескучно. Треплемся за жизнь. Вдруг – кончилось. Это всегда так: вроде кажется – много, а оно, как-то незаметно… и все, последнее разливаешь. И сразу вакуум какой то в общении. Вроде маленький. Но заметный. Словно каждый вдруг вспомнил, что где-то утюг невыключенный оставил. И вроде пустяк, а – гложет. Какая-то тайная мысль. И даже не тайная. Вполне понятная мысль. Про то, кто за добавкой побежит. Федор говорит:

— Давайте, я схожу. А то и так за ваш счет пьем.

— Тогда уж, — говорю, — я с тобой дойду. Проветрюсь.

Вставать, конечно, нелегко. Сразу обнаруживаешь, что мебель расставлена неправильно. И двери узкие. И пол неровный. Но это можно и потерпеть. Клавдия говорит:

— Вы там не очень…

— Мы и здесь не очень, — говорю.

Клавдия мне кулаком погрозила и говорит:

— Не придуривайся, лапуля. А то я научу вас Родину любить! Хрясь, и башки нету…

— Башку, — говорю, — все равно с утра ампутировать придется.

Это у нас с Клавдией просто такой стиль общения. С виду кажется, что грубый, но на самом деле — очень душевный. Мне кажется, лучше, когда снаружи грубо, а внутри – нет, чем наоборот. Тем более, что для нас никакая это не грубость. Это такая форма выражения любви.

Выходим из дома. Земля покачивается, вроде палубы большого корабля. Немного, но чувствуется. Хотя, когда привыкнешь – почти незаметно. Федор говорит:

— Как вот Довлатов пишет – я не догоняю. Вроде просто, а – здорово!.. Не оторвешься!

— Пушкин, — говорю, — тоже просто писал. Проще некуда.

— Пушкин, — повторяет Федор. Потом молчит и вдруг спрашивает:

— А Фауст – что написал?..

Я, честно говоря, не знаю, что в таких случаях отвечать. Хороший Федор человек, простой.

— Вот, не знаешь!.. – говорит Федор. – А туда же – образованный…

Потом вздыхает и говорит:

— Хотя, я тоже не знаю. Стыдно, конечно…

И на том спасибо, думаю.

 

Последнее, что помню – как Федор с закрытыми глазами лежит на ковре и грозит кому-то:

— Я вас, гадов, научу Довлатова любить!.. Научу, гадов!..

Интересно, думаю, откуда у него синяк под глазом появился…